|
Сорокин Владимир Георгиевич
|
|
| Galoshka | Дата: Среда, 25-04-2012, 08:39 | Сообщение # 1 | |
 |
| I Love You More |
Репутация: |
Награды: |
Сообщения: 10757 |
Из: Ростов-на-Дону |
 |
| 
Влади́мир Гео́ргиевич Соро́кин (7 августа 1955, посёлок Быково, Московская область) — русский писатель, сценарист, драматург, один из главных представителей концептуализма в русской литературе.
Учился в Московском институте нефтяной и газовой промышленности имени Губкина и Московском институте неорганической химии. Получив высшее образование по специальности инженер-механик, Сорокин в течение года работал в журнале «Смена», откуда был уволен за отказ вступить в комсомол. Занимался книжной графикой, живописью, концептуальным искусством. Участник многих художественных выставок. Оформил и проиллюстрировал около 50 книг.
Первые литературные опыты Сорокина относятся к началу 1970-х годов: в 1972 дебютировал как поэт в многотиражной газете «За кадры нефтяников». Как литератор сформировался среди художников и писателей московского андерграунда 1980-х. В 1985 году издал книгу во Франции, из-за чего вызывался в КГБ.
В 1985 году в парижском журнале «А — Я» была напечатана подборка из шести рассказов Сорокина. В том же году в издательстве «Синтаксис» (Франция) вышел роман «Очередь».
Считается представителем постмодернизма. В рассказах и романах используются разнообразные литературные стили. В советское время был близок к кругу московского концептуализма, публиковался в самиздате. Первая официальная публикация в СССР относится к 1989 году когда рижский журнал «Родник» поместил в ноябрьском выпуске несколько рассказов писателя. Чуть позже рассказы Сорокина появляются в российских журналах и альманахах «Третья модернизация», «Митин журнал», «Место печати», «Искусство кино», «Конец века», «Вестник новой литературы».
В марте 1992 года Владимир Сорокин выходит к широкому читателю — в журнале «Искусство кино» напечатан роман «Очередь», издательством «Русслит» (Москва) публикуется сборник рассказов Владимира Сорокина, вошедший в шорт-лист Букеровской премии. Рукопись романа «Сердца четырёх» представлена на Букеровскую премию и попадает в шорт-лист.
Сюжеты его произведений неоднократно вызывали разногласия у читающей общественности. В частности, движение «Идущие вместе» устраивало ряд акций, направленных против деятельности писателя, называя его калоедом, а также подавало в суд, требуя признания некоторых мест в произведениях писателя порнографическими. Суд порнографии в произведениях писателя не нашёл.
23 марта 2005 года в Большом театре России состоялась мировая премьера оперы «Дети Розенталя» композитора Леонида Десятникова, либретто которой создал Владимир Сорокин.
Книги Владимира Сорокина переведены на десятки языков, в том числе на английский, французский, немецкий, голландский, финский, шведский, итальянский, польский, украинский, японский и корейский языки. На Западе его романы публиковались в таких крупных издательствах, как Gallimard, Fischer, DuMont, BV Berlin, Haffman, Verlag Der Autoren.
Член Русского ПЕН-клуба. Живёт в Москве. Женат, отец двух дочерей-близнецов.
Награды
* В 2001 г. был удостоен премии «Народный Букер».
* В 2001 г. — премии Андрея Белого «За особые заслуги перед российской литературой».
* В 2005 г. награждён премией «Либерти».
* Также награждён премией министерства культуры Германии.
* в 2010 г. Лауреат международной премии Горького, литературной премии "Новая словесность" /"НОС"/ [1]
* в 2011 г. — вторая премия «Большой книги»
Библиография
Циклы произведений
Трилогия:
* 2002 «Лед», опубликован издательством «Ад Маргинем», Москва, 2002.
* 2004 «Путь Бро», Москва, издательство «Захаров», 2004.
* 2005 «23000», опубликован в «Трилогии», Москва, издательство «Захаров», 2005.
Романы
* 1979—1983 «Норма», впервые опубликован издательством «Три Кита» совместно с «Obscuri Viri», Москва, 1994
* 1983 «Очередь», впервые опубликован издательством «Синтаксис», Париж, 1985.
* 1982—1984 «Тридцатая любовь Марины», впервые опубликован «Изданием Р. Элинина», Москва, 1995.
* 1985—1989 «Роман», впервые опубликован издательством «Три Кита» совместно с «Obscuri Viri», Москва, 1994.
* 1991 «Сердца четырёх», впервые опубликован в альманахе «Конец Века», Москва, 1994.
* 1999 «Голубое сало», впервые опубликован издательством «Ад Маргинем», Москва, 1999.
* 2006 «День опричника», Москва, издательство «Захаров», 2006.
Пьесы
* 1985 «Землянка»
* 1988 «Русская бабушка»
* 1989 «Доверие»
* 1990 «Дисморфомания»
* 1994—1995 «Hochzeitreise»
* 1995—1996 «Щи»
* 1984—1997 «Пельмени»
* 1997 «Dostoevsky-Trip»
* 1998 «С Новым Годом»
* 2006 «Капитал», опубликована в «Капитал: Собрание пьес», Москва, издательство «Захаров», 2007.
* 2009 «Занос», опубликована на сайте OpenSpace.ru[2]. Авторское определение жанра — «что-то вроде пьесы». Памяти Дмитрия Пригова.
Повести, рассказы, очерки
* 1969 «Тетерев»
* 1969 «Яблоки»
* 1980 «Окружение»
* 1994 «Месяц в Дахау» (поэма в прозе)
* 2000 «Лазурната мас»
* 2000 «Эрос Москвы» (очерк)
* 2001 «Снеговик»
* 2002 «Хиросима»
* 2004 «Вид на завтра. Рев Годзиллы и крик Пикачу» (очерк)
* 2005 «Кухня»
* 2005 «Сердечная просьба»
* 2005 «Мишень»
* 2005 «Черная лошадь с белым глазом»
* 2005 «Волны»
* 2010 «Метель»
и другие.
Сборники
* 1979—1984 «Первый субботник», сборник рассказов. Впервые опубликован в 1992 году, тираж — 25000, издательство «Русслит». Затем в «Собрании сочинениий в двух томах» издательства «Ад Маргинем», Москва, 1998.
* 2000 «Пир», сборник рассказов, опубликован издательством «Ад Маргинем», Москва, 2000.
* 2002 «Утро снайпера»
* 2002 «Москва»
* 2005 «Четыре», в сборник вошли киносценарии «Копейка» и «4», либретто к опере «Дети Розенталя» и 5 рассказов, опубликован издательством «Захаров», Москва, 2005.
* 2007 «Капитал: Собрание пьес», в сборник вошли полностью все пьесы, опубликован издательством «Захаров», Москва, 2007.
* 2008 «Заплыв», в сборник вошли рассказы и повести, написанные в кон. 1970-х — нач. 1980-х гг.
* 2008 «Сахарный Кремль», сборник рассказов по вселенной "Дня опричника"
* 2010 «Моноклон», сборник рассказов, издательство «Астрель»
Фильмография
1. 1994 «Безумный Фриц» (реж. Татьяна Диденко, Александр Шамайский)
2. 2001 «Москва» (реж. Александр Зельдович). Фильм получил главную премию на фестивале в Бонне, приз Федерации киноклубов России за лучший российский фильм года. Сценарий написан в 1997 году в соавторстве с Александром Зельдовичем
3. 2001 «Копейка» (реж. Иван Дыховичный). Фильм номинирован на премию «Золотой Овен» за лучший сценарий (написан в соавторстве с Иваном Дыховичным).
4. 2004 «4» (реж. Илья Хржановский). Фильм удостоен главного приза Роттердамского кинофестиваля
5. «Вещь» (фильм незакончен, реж. Иван Дыховичный — умер)
6. 2009 «Ловушка(Cashfire)» (реж. Александр Зельдович). Сценарий написан в 2002 году в соавторстве с Александром Зельдовичем и Олегом Радзинским.
7. 2011 — «Мишень» (реж. Зельдович)
8. 2012 «Дау» — сценарий фильма написан в соавторстве с Ильёй Хржановским. Съёмки начались в 2008 году.
http://ru.wikipedia.org/wiki....2%E8%F7
|
|
| Galoshka | Дата: Среда, 25-04-2012, 09:01 | Сообщение # 2 | |
|
| I Love You More |
Репутация: |
Награды: |
Сообщения: 10757 |
Из: Ростов-на-Дону |
|
| 
Голубое сало» — скандальный роман русского писателя Владимира Сорокина, впервые опубликованный в 1999 году издательством Ad Marginem.
Сюжет произведения вращается вокруг т.н. «Голубого Сала» — сверхценного вещества с уникальной атомной структурой, которая делает людей бессмертными. Сало можно получить только одним способом — вырезать из тел клонированных литераторов прошлого, после того как они в определённых условиях напишут своё произведение… Действие романа разворачивается в разных исторических эпохах и постоянно «скачет» между ними.
Голубое Сало — постмодернистское произведение.
Сорокин объединил в романе такие характерные для своего творчества приёмы, как резкое изменение художественной реальности, сумасшедше-немотивированые поступки персонажей, крайнее насилие со странной-непроясненной мотивацией и игра с литературными формами.
Абсурдизм, сюрреализм и постмодернизм «идут рука об руку». Вставные новеллы и пьесы дополняют атмосферу психоделического трипа за гранью смысла и бытия.
Отдельный сектор повествования — очень злые, жестокие пародии на писателей-шестидесятников и «классиков школьной программы». Причем именно на авторов, даже не на их произведения. Досталось Ахматовой (вонючее, обросшее грязью женочудовище ползает по Москве, оставляя за собой потеки кала), Пастернаку (любовник Надежды Аллилуевой, жены Сталина), Мандельштаму (отъявленный уголовник, «стукач» и опасный психопат), Бродскому (нестерпимо-уродливый рыжеволосый паренек из интерната, которым руководит Ахматова, готовый проглотить то, от чего тошнит весь интернат), Белле Ахмадулиной (уродливая девчонка в ортопедических ботинках), а также Вознесенскому и Евгению Рейну. Это ещё не полный список. Все эти «литературные жертвы» романа существуют в одном повествовательном пространстве «Альтернативной Сталинской Москвы» и взаимодействуют друг с другом.
Впрочем, прямо эти люди не называются, на них указывают намёки в виде имён или инициалов (например, Ахматова отмечена как ААА, Мандельштам как «Оська», Вознесенский как «Андрюха» и т.п)
Преемственность русских поэтических литературных традиций в романе символически изображается в проглатывании отвратительного черного яйца, которое, истекая кровью, порождает перед смертью ААА (Ахматова) и которое глотает Иосиф (Бродский) (остальные дети из Интерната испытывают перед этим яйцом настолько сильный ужас, что начинают заходится в рвоте и судорогах как только видят его). Впрочем, по каким-то неясным причинам, они всё же хотят проглотить яйцо.
Что касается текстов клонированных писателей, то с их помощью автор пытается цинично высмеять творческие стили Достоевского, Толстого, Пастернака, Набокова, еще раз Ахматовой, Платонова и Чехова… Об этом поподробней. Тексты, написанные клонированными писателями, те самые «запредельные» рассказы которые читатель видит на первых страницах романа — это тонкая и изощренная пытка литературных форм…
Образно об этом можно сказать так: Сорокин разрезал произведения этих авторов словно хирург, потом кидал внутрь различный хлам, вперемешку с гноем, жидким дерьмом и радиоактивными отходами, потом зашивал и заставлял несчастное чудовище подражать «нормальному» нарративу…
Эта постмодернистская деконструкция привела к созданию необычных и, зачастую, смешных текстов.
Рассказы-монстры оставляют странное ощущение. Возможно, высмеивается вообще превращение писателя, и того что он делает в священный культ (процесс, о котором Сорокин не раз отзывался негативно).
В романе употребляются особые слова из новой постъядерной эпохи и множество слов из китайского языка. Поэтому в конце книги даже есть специальный словарик. В этом роман «Голубое Сало» схож с романом «Заводной Апельсин» Энтони Берджесса. Некоторые абзацы из первой части книги совершенно невозможно понять, если не «приложиться» к этому словарику.
В первой части книги (письма Бориса) также наблюдается игра со шрифтами, встречающаяся в авангардной литературе (например, у Александра Введенского, или Даниила Хармса, который повлиял на Сорокина)
В романе есть место и сюрреализму, и потоку сознания, и автоматическому письму… Сорокин активно смешивает, «взбалтывает» и концентрирует различные приемы письма. Верх этого литературного «фотошопа» — закрытый для любой интерпретации Псевдо-Набоковский рассказ «Путем Кордосо», который на время чтения просто убивает в читателе здравый смысл и логическое мышление…
«Путем Кордосо» — вещь настолько лишенная смысла, что кажется текстовой «черной дырой»."Преступно-абсурдной", но невыносимо привлекательной (из за умелого повествования) пустотой.
В книге встречаются тексты различных жанров: стихи, пьесы, рассказы, письма…
Уместно сравнить «Голубое Сало» с романами Уильяма Берроуза, писателя, который, возможно, также повлиял на творчество Сорокина (см. множество аллюзий на «Западные Земли» Берроуза в его книге «День Опричника»). Здесь тоже можно найти глобальные заговоры, оригинальные перемещения во времени, сюрреалистичность, разноплановость, «текучесть» текста и сочетание разных техник письма, а также несколько жёстких порнографических сцен. При этом повествование чаще всего холодное, выверенное и чёткое.
Варианты интерпретации
* В реальности происходит только первая и последняя часть романа. Весь сектор повествования, начиная с нападения Землеёбов на бункер-это сон (или продукт измененного сознания) клонированного в будущем Сталина… На эту теорию указывает, во-первых то что в трубке Сталина находились остатки какого-то вещества (возможно, психоделика или галлюциногена), во-вторых, во время нападения Землеёбов повествование уходит от Бориса и становится безличным (исходящим только от автора). Возможно, на сон повлияло задание «сделать накидку из голубого сала» и чтение книги о «сплачивании шматов голубого сала» (тем более что «во сне» появляется похожая книга).
Критика
В 1999 году роман оказался в центре скандала в связи с обвинениями в распространении порнографии со стороны пропутинского молодёжного движения «Идущие вместе». В 2002 году «Идущие вместе» предъявили иск издательству, в котором вскоре был произведён обыск.
Роман вызывал волну резкой критики в литературном сообществе.
http://ru.wikipedia.org/wiki....5.D1.82
|
|
| Galoshka | Дата: Среда, 25-04-2012, 09:03 | Сообщение # 3 | |
|
| I Love You More |
Репутация: |
Награды: |
Сообщения: 10757 |
Из: Ростов-на-Дону |
|
| 
РОМАН "РОМАН"
(АЛЕКСАНДР АКУЛОВ)
Кто-то может подумать, что это произведение при небольшом редактировании перестанет быть пародией, подделкой нескольких литературных слоев сразу, что, по крайней мере, оно не покажется сборищем штампов и длиннот. Представим, что "Роман" переделан. Тогда возникают вопросы. Что это за роман, если это вовсе не исторический роман? Зачем он нужен? Так, немало вопросов вызывают детективы Б. Акунина, а кое-кто из читателей их просто не выносит. Подобного рода недоумения неизбежно настигли бы и роман Сорокина, не будь он заведомой мистификацией.
В произведении есть герои и моменты, против которых попытки "редактирования" были бы бессильны. Прежде всего, это Антон Петрович - своеобразная реинкарнация Антона Павловича Чехова и его коронных героев - Ивана Петровича Туркина из "Ионыча" и военного доктора Чебутыкина из "Трех сестер". Надо сказать, что в эту тара-ра-бумбию попадают не только Чехов, Туркин и Чебутыкин, но в тех же ипостасях многие другие чеховские герои - практически все его мужчины-интеллигенты, сколько-нибудь способные к игре слов и юмору - "чехонты".
Невозможно изъять из произведения и картонно-рельефное заимствование - фарсовый эпизод с русской рулеткой", отражающий временный конфликт главного героя с будущим тестем.
Как известно, Чехов сильно расстраивался из-за того, что не может писать длинно, что у него не получаются произведения большого объема. Вероятно, он предчувствовал близкую эстетическую смерть традиционного романа, интуитивно видел его слабые стороны, почти не свойственные рассказу трафареты. В каламбуролюбце Антоне Петровиче из романа "Роман" назойливо-размазанно сосредоточена квинтэссенция малого жанра.
В конце сорокинского текста герой Роман уныло-однообразным способом убивает всех остальных героев, все более и более впадая в активно-деятельный маразм, а затем умирает сам, то есть фактически убивает роман. Это можно трактовать и наоборот: как убийство романом своих героев, убийство романом самого себя.
Нельзя не обратиться к читателям, не любящим или отвергающим произведения Сорокина. В тексте 4/5 объема - аналог русской прозы конца ХIХ столетия за шаг до серебряного века, с указанными выше отличиями, но почему-то без намека на графоманию; и только 1/5 объема (развязка) - постмодернистский выверт, психопатологический триллер-континуум. Весьма интересен поворот от одного стиля изложения к другому. Сигнал к изменению дает беззвучный звон деревянного колокольчика. И далее трясение этого колокольчика периодически подстегивает действие в последней части, активизирует убийцу и нейтрализует сопротивление бесчисленных жертв. Метафора-аллегория довольно прозрачна: деревянный колокольчик - читай: целлюлозный или бумажный колокольчик - связь между именем "Роман" и литературным термином "роман". Колокольчик - это как бы КНИГА ВООБЩЕ, книжность как таковая, подобная Платоновой "стольности" и "стульности". Эта идея овеществляется в руках невесты-жены главного героя. Звука колокольчика не слышно, но если прислушаться, то кажется, что ангелы поют. Эти песни ангелов - виртуальный литературный мир. Другой символ: Роман женится на приемной дочери лесничего Татьяне, в чем просвечивает брак литературы с целлюлозой. Автор дает подтверждение наметкам перечисленной символики: прежде чем убить Татьяну, герой закладывает ей в разрез чрева все тот же деревянный колокольчик и таким образом воссоединяет части природной субстанции.
В романе Сорокина пунктуально уловлены не только штампы русской прозы, ее стандартные ситуации, избитая формальная структура, но и отпрепарированы, выделены с помощью навязчивых повторов и нарочитых длиннот ее ритмы, гармония, душа. Последние вдруг становятся доходчивыми и для дураков. А потому для литературного процесса книга "Роман" означает не только осмеяние подражательности, но и возможность преодоления литературных нескладушек.
Ресурс автора: abuntera.narod.ru
Содержание
Нет на свете ничего прекрасней заросшего русского кладбища на краю небольшой деревни.
Тихое, неприметное издали, лежит оно под густыми купами берез, теряется в зарослях боярышника, бузины и сивой, годами не кошенной травы, что стоит высокой, до пояса, стеной на месте бывшей здесь некогда ограды.
Случайный прохожий, следующий мимо по неширокой полевой дороге, замечает эту своеобразную изгородь, возведенную матерью природой взамен развалившейся человеческой, покосившиеся, но всегда гостеприимно распахнутые ворота, кресты, неброско, но явственно мелькающие меж толстых березовых стволов, заставляющие невольно замедлить шаг или вовсе остановиться.
Прохожий останавливается, смотрит, затем сходит с пыльной дороги на неприметную стежку и медленно идет к кладбищу. Пройдя ворота, он делает несколько шагов и останавливается, теперь уже надолго.
Как все заросло вокруг! Какое запустение и торжество жизни над смертью. Сочная, густая трава покрывает все. Как красива она, сильна и разнообразна. Здесь зверобой и иван-чай, душица и мята, кукушкин лен и пижмы. Земляника стелется по еле различимым холмикам могил кудрявым ковром, дразня алыми бусинками ягод, папоротник заслоняет трухлявые кресты своими резными листьями, крапива высится, перерастая ржавые ограды.
Трудно разыскать здесь знакомую могилу: иной крест упал, другой сгнил, лишившись перекладин, превратившись в столб, а на третьем порос мраморно-белый мох, начисто скрыв имя погребенного.
Вот простенькая ограда, завалившаяся под натиском колючих веток шиповника, а рядом — другая, побогаче, — проросшая молодой березкой и повисшая на ней: растет юное деревце, тянет за собой ржавые прутья.
Тихо, прохладно под раскидистыми кронами. Полуденное солнце почти не проникает сюда — лишь изредка скользнет тонким лучом по замшелой крестовине и пропадет в обильной зелени.
Как хорошо здесь. Как свободно и спокойно дышится. Хочется сесть на траву, прислониться к бугристому стволу старой березы и слушать, слушать немолчный шум крон, забывая обо всем бренном, мелочном, недолговечном.
Пахнет земляникой, прелью и лесными цветами. Птицы перекликаются в зеленой выси. Жужжит толстый шмель на бело-розовом цветке клевера. Ни глазу, ни душе не требуется привыкать к кладбищенскому ландшафту, — здесь все как будто существует для молчаливого созерцателя, все рассчитано на него, дабы помочь ему обрести душевный покой, прояснить мысли, возвысить чувства. Долго сидит он, думая о вечном и преходящем, истинном и ложном, конечном и бесконечном. А над кладбищенскими березами тем временем неторопливо проплывают облака, собираясь вдали, у синей стены бора, в грозовую тучу.
За перелеском, в неширокой извилистой речушке, босоногая деревенская детвора ловит плетенкой пескарей, так что веселый плеск и крики иногда долетают до забытых могил. Но ничто не потревожит спящих вечным сном: ни восклицания, ни смех, ни грозный в своих продолжительных раскатах июльский гром, оживающий в недрах надвигающейся тучи. Гремит он, заставляя путника встать, напоминая о земных делах и заботах, — пора под крышу, к людям, гроза уж близко.
Уходит путник поспешным шагом, минуя старые ворота, оставляя следы на сочной траве.
Кладбище провожает его, как и встретило, — немо, внимательно. Кресты молча смотрят вслед — большие и малые, покосившиеся и прямые, сопревшие и целые. Стоят они бессловесными хранителями покойных, с русской покорностью распростерши деревянные руки...
Снова гремит гром. Темно-лиловая с палевыми краями туча надвинулась, дыша прохладой. Темнеет. Смолкают голоса птиц. Перелетая с ветки на ветку, спускаются они ниже, порхают меж крестов. Вот одна, серогрудая остроносая овсянка, присела на верхнюю перекладину высокого креста. Он поновей остальных — стройный, дубовый, крепко сбитый, не успевший посереть. Да и могила не заросла: молодая травка пробивается из песчаного холмика.
Овсянка чистит клювик, царапая крест. Темнеет настолько, что все теряется меж белых стволов, смешиваясь в зеленом полумраке, и уже трудно прочесть надпись на кресте. Только крупно вырубленное имя покойного — РОМАН — различимо на большой перекладине, да и оно скоро пропадает в усиливающемся сумраке.
Гремит уже над самой головой, бьют по листьям первые увесистые капли. Слышно, как дети весело бегут домой.
Проходит еще несколько мгновений сумрачного затишья, и теплый, благодатный ливень обрушивается на притихшую землю.
http://www.srkn.ru/texts/roman_part0.shtml
|
|
